Луиш Мендао о роли гражданского общества в снижении цен на лекарственные препараты

Луиш Мендао
Директор европейской группы по лечению СПИДа (EATG),
Президент правления Группы Активистов по Лечению (Португалия)

Почему в мире существует такой разброс цен на антиретровирусные препараты? Почему в России они стоят дороже по сравнению, например, с Южной Африкой?

Для того чтобы поощрять людей и компании, изобретающие новые лекарственные препараты, в мире введена система патентования. Патенты позволяют производителям устанавливать цену на лекарства и предпочтение, как правило, отдается увеличению стоимости. В 21-м веке мы стали свидетелями настоящей революции – мировое сообщество решило, что нельзя оставлять на произвол судьбы 30 миллионов людей, живущих в Африке и не имеющих доступа к лекарствам. В 2000-2005 годах развернулась борьба за производство фармацевтических препаратов на территории Индии и других стран, где есть возможность существенно расширить производство и продавать лекарства по очень низким ценам. Если у какой-либо страны есть острая потребность в лечении большого количества людей, но заплатить за препараты она может только необходимый минимум и ни копейки больше, то по этому вопросу может быть достигнуто определенное соглашение. Благодаря конкуренции на рынке фармацевтических компаний, производящих генерики, мы наблюдаем снижение цен. Россия считается страной с уровнем дохода выше среднего. В то же время у вас наблюдается существенный прирост новых случаев ВИЧ-инфекции, по этому показателю, насколько мне известно, вас опережают только африканские страны. Исходя из этого, в России не представляется возможным поставить на лечение абсолютно всех, если цены на лекарства будут такие же, как и в странах Западной Европы. Последние 10 лет многие представители сообществ активно обсуждают вопрос о доступности лекарственных препаратов для всех ВИЧ-положительных. Мы не можем уравнять экономику всех стран, но мы можем, по крайней мере, защитить каждого человека с ВИЧ, гепатитом, туберкулезом или любой другой болезнью, предоставить доступ к лучшим лекарствам по цене, приемлемой для той или иной страны. Снижение цен в России возможно, оно происходит прямо сейчас. Я помню первый раз, когда мы обсуждали вопрос о ценообразовании в России – это было несколько лет назад и тогда препараты стоили в 5-10 раз дороже, чем сейчас. Тем не менее, цены должны упасть еще ниже. Если Россия хочет достичь поставленных к 2020 году целей, как минимум 1 млн человек должны быть на лечении. Это сложная задача и стоимость лекарств должна быть значительно ниже, чем 500 долларов США в год. В такой огромной стране производство качественных АРВ-препаратов должно быть локализовано, я знаю, что вы активно работаете над этим. Препараты, несомненно, должны быть преквалифицированы, чтобы пациенты чувствовали себя в безопасности и были уверены в их использовании. Возможно создание совместных предприятий с Индией. Российские пациенты, равно как и южноафриканские или португальские, имеют право на получение самых качественных и современных препаратов и не должны ограничиваться приемом лекарств с уже истекшим патентом. Могу вас заверить, что в этом вопросе вы не одиноки и можете рассчитывать на нашу полную поддержку и солидарность.

Какой вы видите роль лидеров гражданского общества в снижении цен на препараты?

Их роль имеет решающее значение. Компании, как правило, предпочитают оставаться непрозрачными, а граждане имеют право знать, как и на что тратятся государственные деньги. Представители гражданского общества знают лучшие альтернативы, они в курсе того, сколько людей необходимо поставить на лечение, они понимают, что система должна работать в интересах пациентов и могут способствовать ее большей прозрачности и честности. Гражданское общество может оказывать давление на дистрибьюторов и я твердо убежден, что это давление будет иметь решающее значение в снижении уровня цен во всем мире. Гражданское общество в России имеет высокую квалификацию и я надеюсь, что оно станет основной движущей силой для изменений.

Вот уже более 20 лет Вы живете с открытым статусом. Как за это время изменилась гражданская мобилизация? Что Вы наблюдаете в нашем регионе?

Эпидемия ВИЧ-инфекции изменила часть мира. Во времена, когда мне ставили диагноз, ВИЧ-инфекция означала летальный исход. Ничего нельзя было поделать, люди умирали, как мухи, никакого лечения не было. Тогда и произошла огромная мобилизация людей, живущих с ВИЧ. Мы призывали выделять больше денег на исследования. Я решил стать активистом, когда увидел во время одного из маршей плакат с надписью «Нам нужны качественные исследования, нам не нужна истерия; мы хотим инвестиций в исследования, мы не хотим дискриминации». Первые лекарства появились в 1987 году, а в 95-96 годах мы впервые получили эффективные комбинации. К сожалению, у них были неприятные побочные эффекты – они влияли на организм, «перенаправляли» жировые ткани из ваших конечностей и лица в сторону живота, способствовали росту горба и т.д. Примерно в 2000 году появилось новое поколение препаратов и возник вопрос — как сделать так, чтобы их получали все нуждающиеся? Борьба, в которой я участвовал в 90-е годы полностью отличается от той, которая идет сейчас. В ситуацию в регионе Восточной Европы и Центральной Азии я погрузился не так давно. Удивительно, но я обнаружил схожести с той, которая была у нас в Португалии 15 лет назад: огромное количество потребителей наркотиков, в частности инъекционных, люди, инфицирующиеся в молодом возрасте, и система, которая не готова справиться с этой ситуацией и остановить распространение эпидемии. Коллеги, которых я здесь встречал, пытались мне все разъяснить. По их словам, одной из главных причин такого положения дел стало отрицание наличия эпидемии. С этим надо бороться. В Португалии мы не скрываем проблем, это дает нам дополнительную поддержку и ресурсы для борьбы. В 80-х активисты были очень эмоциональны, страстно увлечены своим делом, теперь же мы должны стать более расчетливыми, мыслить стратегически. Мы должны стать более информированными в области эпидемиологии, общественного здравоохранения. В конце концов, главное понимать, что каждый человек имеет право на здоровье. С этим правом мы родились. Это единственный способ двигаться вперед.